— Вась, ну хватит дрыхнуть! Он валяется, а я тут с голоду помираю! Иди, разожги эту чёртову печку, если можешь!
— Я всё могу! — хмыкнул «почти грифон», и тихо чертыхаясь пошёл к очагу. На нём стоял котёл, а в котле набросаны куски сушёного мяса, какие-то коренья, кучка лаврового листа и несколько стаканов пшена. Эту неудобоваримую смесь покрывал слой воды, совершенно недостаточный, чтобы превратиться в нормальный суп или кашу.
Я укоризненно посмотрел на Василису, смущённо пожавшую плечами, и спросил:
— Ты вообще когда-нибудь готовила обед?
— Конечно — нет! — раздражённо ответила жена, и я понял — моя любовь имеет свои недостатки, увы…
Вздохнув, стащил котёл с очага и начал заниматься приготовлением пищи.
Готовить я умел, и даже неплохо. Если бы не захотел стать полицейским, то вероятно, стал бы поваром. Мама всегда говорила, что у меня талант, я кулинар от бога. Ну что же — мужчина всё должен уметь — и стрелять, и пускать файрболлы, и приготовить обед себе и своей неприспособленной к жизни возлюбленной.
Закончив отмывать мясо от налипшей пшённой крупы, налив воды из котелка, с которым сходил к реке, я снова поставил котёл на очаг, добавив тех пряностей, которые знал и которые нашлись в хижине. Большинство из тех специй, что напихала Василиса, пришлось от греха выбросить в мусор. Среди них запросто могли оказаться какие-нибудь ядовитые травы. Окочуриться в ином мире, оставив на растерзание супостатам свою жену, никак не входило в мои планы.
Теперь нужно было разжечь очаг. Моя благоверная насовала туда дров, забив ему всю дыхалку, пришлось вытащить все дрова и аккуратно сложить их заново. Затем настал черёд розжига. Чем разжигать? Конечно, магией. Файрболлы? Вообще-то, при неосторожном использовании, файрболл может разнести этот прототип печки. Вместе с хижиной. И что делать? Только лишь попробовать снизить мощность этих огненных шаров.
Подойдя к очагу, я набрал в грудь воздуха, под внимательным и любопытным взглядом Василисы, сосредоточился, чтобы выпустить микро-файрболл и не разнести хижину, и вдруг… мои руки будто сами по себе сплели замысловатый знак (в голове будто раздался голос грифона: «Знак Огня»). Затем я сказал три непонятных мне слова, с меняющейся высотой звука, и протянул руку к дровам. Они вспыхнули жарким пламенем, охватившим все поленья сразу.
Василиса восхищённо выдохнула:
— Ну — ты крут! Вась, никогда такого не видела! Вот это да!
— Ничего такого сложного — скромно сказал я, пожав плечами.
— Ничего сложного! Ну — ты и сказанул! — фыркнула Василиса — интересно, много магов на Земле могут сделать подобное?!
— Не знаю — посерьёзнел я — меня больше волнует, что могут маги здешние. И сможем ли мы с ними совладать.
— Вась — нерешительно начала жена — а мы сможем вернуться домой?
— Думаю — да! — твёрдо пообещал я, совсем не испытывая такой уверенности — вот сейчас пообедаем, отдохнём, и обсудим, что нам делать дальше. Пока не поем — кроме еды у меня ничего в голову не идёт. Кстати — а ты где взяла это мясо?
— Вот там… в кладовке. Там много его висит. И пшено стоит, и приправы есть.
— Хммм… значит, хозяин не забросил эту хижину. И скоро следует ожидать его домой…
Похлёбка готовилась до удобоваримого состояния битый час. И всё равно мясо было жёстким, как подошва — ну что ожидать от сушёного мяса. Только нам было не до вкусовых качеств — набить бы живот. Соль в хижине была, так что варево не осталось пресным. Василиса чуть не урчала над глиняной миской, а я подшучивал над ней, спрашивая — сравнится ли эта еда с едой в лучших ресторанах мира, в которых она бывала.
Наевшись, мы вышли на свежий воздух из жаркой хижины с очагом, распространявшим тепло и запах углей. Уселись в день под дуб, и, разглядывая подношения аборигенов, я рассказал Василисе, что случилось со мной и с грифоном. Рассказывать особо долго было нечего, так что уложился в пятнадцать минут. После этого мы долго молчали, переваривая информацию и нехитрый обед, затем Василиса, задумчиво глядя в небо, тихо спросила:
— Вась, ты что, теперь вроде как грифон? Не чувствуешь в себе никаких перемен?
— Хмм… ты чего вообще спросила — сама-то поняла? Как я могу оказаться грифоном, когда я — это я? Никаких перемен не чувствую. Хотя…
— Что — хотя? — спросила Василиса, ковыряясь в зубах травинкой.
— Понимаешь… как бы тебе это сказать… я ведь не знал заклинания, которым зажег очаг. Не знал. Оно всплыло непонятно откуда. Полагаю, что это как раз и есть наследство грифона. Его память. Вернее то, что от нее осталось. Только не спрашивай — что я сейчас могу или умею делать. Сам не знаю. Он предупредил меня, что знания будут всплывать неожиданно, по желанию, в определённых обстоятельствах. Так что заранее ничего не могу предугадать — что сделаю.
— Вернуться бы нам, а? Ты не чувствуешь, что можешь это сделать?
— Неа… не чувствую. Значит — ещё не время.
— Хорошо бы, чтобы ты смог перенести нас назад пораньше… пока у нас в гостинице не закончилось время, на которое мы сняли номер. Там ведь и деньги наши…
— Деньги-то да. А вот документов у нас больше нет. Забыла, где они были?
— Не забыла. В моей сумочке. Кстати — как и пропуск в гостиницу.
— То-то и оно. Там уже сидит наряд полиции и ждёт двух убийц, каким-то чудом ускользнувших от ОМОНа. Я даже не знаю, стоит ли нам возвращаться — отсидеться бы, по крайней мере, с неделю.
— Честно — меня уже всё это бесит! Нас несёт по жизни всё дальше и дальше. Враги торжествуют, а мы, как крысы, бегаем по углам и прячемся. Вот и ещё неделю отсидеться, потом ещё, ещё… а дальше? Дальше-то что?