— Не хочу стрелу! — поёжилась Василиса, и, тронув лошадь пятками, погнала её вверх по тропе.
Надо сказать, лошадка на удивление легко справлялась с подъёмом, несмотря на то, что на ней сидело сто с гаком живого веса. Мохноногая, крепкая, она карабкалась по тропе, как леопард, и даже не очень запыхалась. Правда вспотела и воняла ужасно — я как-то раньше не нюхал лошадиного пота, и он оказался совсем не таким, как мне представлялось. В общем — теперь я понял, какими вонючими козлами бродили все эти мушкетёры, и иже с ними. Лошадиный пот впитывался в одежду, и от меня воняло как от жеребца.
Я сообщил об этом прискорбном факте своей половинке, на что та с усмешкой заметила, что каждому мужчине лестно сравнение с жеребцом. Даже если это касается всего лишь пота. Мол — ты — настоящий жеребец! И не важно, что дама при этом имела в виду.
Тропа подошла к реке и пошла по склону прямо над ней. В одном месте она стала полого спускаться вниз, отчего я сделал вывод, что тропа ведёт сюда неспроста. И точно — со склона горы стало видно избушку, выстроенную над рекой, на террасе. Вокруг избушки стоял плетёный забор, точнее выражаясь — плетень, так его испокон веков звали на Руси. Вокруг избушки не было видно никаких признаков жизни. Более того — точные признаки совершеннейшего отсутствия жизни, выражавшиеся во множестве надгробий различного вида — от плит, горизонтально лежащих на земле, до стоящих вертикально камней.
Немного сбоку, в пятидесяти метрах от хижины, находился огромный дуб — самый большой из тех, что мне приходилось видеть в своей жизни. При взгляде на него сразу вспоминался пушкинский дуб, где кот учёный бегает по цепи (Чего он там жрал непонятно. И куда гадил — тоже. На русалку, что ли?) Только вот цепи тут не было, а когда мы подъехали ближе, вместо цепи обнаружились множество — буквально сотни, или тысячи различных предметов, привязанных и прислонённых к дереву. Этакая гигантская помойка, на которую сумасшедшие люди выбросили множество нужных в хозяйстве вещей — ножей, топоров, украшений, чашек, ложек — всего, что годится в доме. А также монет — практически все они были серебряными. Медных я что-то не увидел. Может медные в этот период истории не чеканили?
— Вась, это чего, кладбище? — полушёпотом спросила Василиса — я чего-то боюсь!
— Людей надо бояться! — буркнул я — мёртвые не кусаются! И тут же подумал о том, что это не совсем верно, и вообще — совсем не верно — в свете последних событий. Очень даже кусаются…
В избушке, смотрящей на мир подслеповатыми, затянутыми мутной субстанцией окнами, никого не было. На стенах висели пучки трав, пахло в доме довольно приятно — травами, смолами, какой-то химией.
Каменный очаг, выходящий своей трубой через крышу, был холоден, а угли давно остыли. Хозяин или совсем покинул этот дом, или отсутствовал в нём длительное время. Однако — скорее всего он всё-таки ушёл на какое-то время, так как вещи остались на месте — каменные ступки с остатками растолчённых семян, глиняные бутыли и бутылочками, с резко пахнущим содержимым — вероятно, какими-то отварами. Мы отпустили лошадь попастись возле избушки, на склоне горы, а сами спустились к реке, чтобы помыться.
Вода была ледяной — слегка мутноватая, река начинала свою жизнь от горных ледников, так что фактически мы умывались талой снеговой водой. Ощущение не из приятных, надо сказать. Руки сводило от ледяной воды.
Быстренько смыв с себя грязь, прополоскав одежду, мы отжали её и, натянув на себя, побежали наверх, к хижине, клацая зубами и слегка подвывая от холода. Согреться нам было нечем — дрова-то лежали под деревянным навесом, вот только разжечь очаг нам было нечем. Пришлось усесться на солнцепёке и сушить одежду на себе.
Пока сидели, я сделал новую попытку пробиться к грифону. Много, много раз я пытался его вызвать, и когда уже отчаялся, услышал его тихий голос, как будто он откликался издалека, или из-за стены:
— Тут я! Еле пробился!
— Что случилось, Арн?! Где мы? Куда попали?
— Я не знаю. Одна из параллельных вселенных. Один из миров, в который я могу перемещаться. У меня не было времени сосредоточиться, и я выкинул вас туда, куда придётся.
— Лучше бы ты духов попросил нас защитить! Зачем перебрасывать неизвестно куда?
— Была причина. После того, как тебе едва не разбили башку, в твоём мозгу нарушились связи. Короче говоря — ты потерял способность управлять духами. Вернее — это я потерял. Более того — меня фактически тут нет. В тебе нет.
— Это ещё как? — неприятно удивился я — если тебя нет, я не могу управлять духами. А самое главное — не могу вернуться домой, так? И кстати — куда ты делся? Как так получилось, что ты исчез? А если исчез — как ты со мной разговариваешь?
— Это трудно объяснить. Многое изменилось после того, как тебе разбили голову — кстати, её реально разбили. Череп треснул, мозг получил повреждения. Кровотечение в мозг. Если бы не твоя регенерация — то сейчас был бы трупом. Удивительно, что ты ещё не сделался полуидиотом. Впрочем — человеческий мозг штука странная, неисследованная, и могут быть множество непонятных вещей. Слушай, как получилось — при ударе я — сущность выскользнул из твоего мозга и вернулся в своё тело, в свой мир. Но я — часть меня — остался здесь. Не полностью, то есть осталось как бы эхо от меня-Арна, растворённая в твоих мозговых клетках. Мне понадобилось время, чтобы собрать остатки сознания вместе, и ты мне помог — я шёл на твой голос. Теперь я здесь. Пока здесь. Насколько долго — не знаю. Возможно, что будет распад личности, ведь сущность моя ушла. И с ней большинство способностей. Печально, но это так. Прости, Вася, что я запулил вас неизвестно куда.