Магия, детектив, принцесса - Страница 55

— Да, Мария! — радостно сказал я, и уцепился за нож, удобно лёгший в руку. Нож был вороненым, чёрным, чем-то напоминал тот нож, которым когда-то, в незапамятное время, собирался убить меня неизвестный чернокнижник. Его узкое лезвие хищно торчало вперёд, и как будто само тянулось к горлу жертвы.

Мария речитативом затянула «стихи», состоящие из неизвестных, непонятных мне слов, меняя тон и высоту звука. Это опять напомнило мне чернокнижника, против воли которого я стал некромантом. В комнате стало холодно, и я покрылся мурашками. Мне показалось, что как-то даже потемнело, будто солнце закрыла небольшая тучка.

Речитатив Марии оборвался, и она резко приказала:

— Режь!

Я немного помедлил — любовь к Марии боролась ко мне с мыслью о невозможности происходящего — как я могу убить беззащитную жертву? Сам? Своей рукой? Но всё это растворилось во всепоглощающем чувстве любви, подчинения и радости исполнения приказа хозяйки.

Я выступил вперёд, взял девушку за шею со стороны затылка (её волосы заранее были коротко обрезаны, чтобы не мешали процедуре), и подняв нож надрезал её кожу у подбородка, расширив надрез так, чтобы кровь стекала легко и быстро, но девушка сразу не умерла.

Надрезанная сонная артерия запульсировала кровью, брызнувшей на меня, на стоящую рядом Василису, на Марию, недовольно скривившую губы и я с горечью понял — сегодня не видать мне тела хозяйки как своих ушей, и опять буду спать исхлёстанный до крови.

Я отошёл в сторону, посмотрел на Василису — та стояла прямо, забрызганная красными каплями и расширив глаза смотрела на происходящее, время от времени облизывая окровавленные губы розовым язычком. Почему-то мне послышался тихий звук, как будто кто-то натянул струну. Я было задумался — что бы это означало, но мысли сбились, снова затопленные волной любви к Марии.

Глаза жертвы, так блаженно и улыбавшейся, потускнели, как будто потягиваясь поволокой, а в корыте под ней скапливалась густая красная жидкость, и натекло её уже литра три, не меньше.

Когда по телу девушки прошли последние судороги, Мария снова затянула речитатив, бросив в кровь щепотку какого-то чёрного порошка. Красная жидкость закипела, забурлила и в воздухе почему-то запахло озоном. Кровь изменялась в цвете и парила, Мария совершала вокруг неё пассы, пока неожиданно бурление не прекратилось, и жидкость не стала совершенно прозрачной, как вода. Вот сейчас только это была кровь, и вот — «вино».

Мария взяла небольшой ковшик, по виду серебряный (он был чернённым и украшен различными рисунками), вмещавший с рюмку жидкости, зачерпнула из корыта, и с удовольствием выпила то, что получилось. Потом ещё, ещё ковшик. Наконец, она перестала пить и встала, закрыв глаза. Её тело как будто покрылось туманной дымкой, и когда та рассеялась, женщина засияла красотой двадцатилетней девушки — молодая, свежая, прекрасная и желанная! Зачерпнув ковшик, Мария подала его мне:

— Пей!

Я взял серебряный сосуд и не колеблясь выпил его содержимое. Вкус напоминал лёгкое сухое вино — терпкий и горьковатый. В пищевод будто пролилась струя расплавленного железа, а потом тело охватила радостное ощущение молодости, здоровья, наплыва сил и счастья, безудержного, великого, необъяснимого счастья! И любви к своей хозяйке… Я даже вздрогнул и слегка застонал, глядя на Марию, довольно улыбнувшуюся мне в ответ:

— Хорошо, да? Это эликсир бессмертия и здоровья! И эти придурки изгнали меня из человеческого общества за такие эксперименты?! Твари! Ну что стоит жизнь этой девки по сравнению с жизнью тех, кто нужен миру? Её кровь, её смерть принесёт здоровье и жизнь десяткам более нужным обществу существам! Теперь ты пей! — женщина поднесла ковшик к губам Василисы, и та выпила, вздрогнув и простонав, как я. Следом за нами выпили все, кто бы к комнате — Мария давала им понемногу, гораздо меньше чем нам с Василисой — жидкости было не так много, и надо растянуть на всех, на всё селение — понял я. Следом потянулись все — и взрослые, и дети, и каждый отпивал толику животворящей крови.

Праздник крови закончился пиром, радостными плясками, а по окончании — оргией, на которой занимались сексом все, с кем хотел и как хотел. Мы же с Марией уединились в её комнате, где она исхлестала меня и Василису плетью, заставив потом смотреть, как два оборотня по очереди удовлетворяли её плоть.

Поужинав объедками со стола хозяйки, посапывающей во сне, в окружении двух парней — оборотней, мы с Василисой уснули на полу рядом с нимфой, обнявшись, и прижавшись друг к другу, как два щенка.

Проснулись мы от грохота. Я думал, что мне приснилось. Однако — нет. В окна дома светил прожектор, а голос из громкоговорителя кричал:

— Всем бросить оружие! В противном случае открываем огонь!

Мария вскочила с постели и бросилась к окну. Её красивое лицо ощерилось в злой улыбке, и она крикнула:

— Ну что, Вася, развлечемся! Быстро, вызвал духов! Уничтожить вертолёт!

Через секунду передо мной стояла толпа духов, ожидающих приказания. Я объяснил им, что нужно сделать, и те тут же понеслись выполнять.

Грохот за окном, вспышка пламени — Мария бросилась к окну, посмотреть, что там случилось, и…напрасно она это сделала. Очень даже напрасно.

Я видел документальный фильм о крушении боевого вертолёта. Так вот — там, когда падала эта штука, надо было прятаться за бугорок, и не высовывать головы, пока не остановились двигатели и не перестали взрываться в огне снаряды, густо заложенные в нутро аппарата. Похоже, что Мария этого фильма не видела, так как сунула свой нос туда, куда не надо. В это время работающий движок геликоптера как раз молотил лопастями по земле, и одна из них, не выдержав перегрузок, оторвалась и с шелестением полетела по воздуху, как гигантский меч. «Меч» с грохотом и брызгами стёкол выбил раму, и напрочь снёс прекрасную голову нимфы, раздробив её в лохмотья.